Список сообщений по тегам

В этимологии уже давно было замечено одно интересное свойство глагола «писать» в различных языках, которое показывает, что исторически понималось под этим процессом. Разберём на нескольких примерах.

Русский глагол писать восходит к праслав. *pьsati, от которого происходят также укр. писати, белор. пiсаць, ст.-слав. пьсати, болг. пиша, сербохорв. писати, словен. pisáti, чешск. psát, словацк. písať, польск. pisać. В литовском этим словам соответствует глагол piẽšti «рисовать, чертить» и существительное piẽšas «пятно»; в древнегреческом обнаруживается родственное слово ποικίλος «пёстрый»; в санскрите – पिशङ्ग (piśáṅga) «красноватый»; в латинском – pingō «красить» (суп. pictum; произв. pictus, pictūra, pigmentum и др.), откуда англ. paint, фр. peindre, итал. pittare, исп. pintar и т. д. Все эти слова восходят к праиндоевропейскому корню *peyḱ-, которое могло означать «пятно; нечто цветное» (не исключено, что оно же связано с резьбой; ср. санскр. पििंशति (piṃśati) «вырезать», िेश (péśa) «орнамент»). Сюда же *pьstrъ «пёстрый». Можно предположить, что славянами письмо воспринималось как рисование или нечто похожее.

В этом отношении интересен английский глагол write «писать» (др.-англ. wrītan), восходящий к прагерм. *wrītaną «царапать, вырезать». Семантика общегерманского слова хорошо прослеживается в его ответвлениях: нидерл. rijten «резать, рвать», нем. reißen «рвать» и ritzen «царапать», норв. rita в значении «чертить, вычерчивать». Оно восходит к праиндоевропейскому *wēr- «резать, царапать» и родственно санскр. व्रण (vraṇa) «рана», ст.-слав. рана, арм. գիր (gir) «буква». Очевидно, что германский английский язык исторически рассматривал процесс письма как вырезание (например, рунических надписей).

Нечто похожее на английский случай имеется в латыни. Латинский глагол scrībō «писать» (инф. scrībere, суп. scrīptum; произв. scrīptor, scrīptum, scrīptūra и др.), от которого произошли фр. écrire, итал. scrivere, исп. escribir, порт. escrever, норв. skrive, англ. shrive, нем. schreiben и пр., восходит к праиндоевропейскому *skreybʰ- «царапать, скрести» и родственно русскому скрести. В этом смысле и итаийский латинский язык рассматривал процесс письма как выцарапывание чего-либо.

В словах языка прослеживается не только современная картина мира народа, говорящего на языке. В словах запечатлена его история.

Слово кенгуру в русском языке не склоняется, что говорит о его заимствованном характере. Источником заимствования считается англ. kangaroo, от которого происходят также: фр. kangourou, исп. canguro, нем. Känguru, польск. kangur, лит. kengūra, греч. καγκουρό, арм. կենգուրու (kenguru), перс. کانگورو(kânguru), хинд. कंगारू (kãṅgārū), фин. kenguru, тур. kanguru, араб. كنغر(kánġar), ивр. קֶנְגּוּרוּ (kenguru), яп. カンガルー(kangarū), кор. 캥거루(kaenggeoru) и др. Поискав по словарям, можно обнаружить, что слово встречается в большей части всех языковых семей. Интересное исключение в чешском, где кенгуру называют klokan (вероятно, от сближения с skokan «скакун»).

Все приведённые выше примеры (кроме чешского) являются заимствованиями. Но из какого языка? Этимологи ссылаются на малоизвестный (или известный разве что по гипотезе Сепира-Уорфа) язык гуугу йимитхирр, принадлежащий к пама-ньюнгским языкам аборигенов Австралии. Существует целая легенда, будто Джеймс Кук во время высадки на северо-восточном побережье Австралии в 1770 году увидел неизвестное ему животное, передвигающееся прыжками, и спросил одного из местных, как оно называется. Абориген, не знавший английского, сказал gangurru, что якобы означало «не понимаю». Слово Джеймс Кук принял за название животного, после чего о нём узнали в Европе. Эта легенда, однако, часто не подтверждается: слово gangurru многие считают реальным обозначением животного в языке аборигенов.

Слово нельзя часто вызывает вопросы у интересующихся своим языком людей: вроде бы оно славянское, а каких-то однокоренных подобрать не удаётся. Логично было бы предположить, что раз нельзя – это «не можно», то льзя – это «можно». Да только в русском нет слова льзя.

На самом деле слово льзя существовало в старославянском языке, но имело вид льзѣ, а с отрицанием – не льзѣ. Помимо рус. нельзя, укр. нельга, нiльга, нельзя, белор. нiльга "нельзя", др.-русск. нельзѣ обнаруживаются также др.-серб. ɪе льза, словацк. nielza и др.-польск. nielza. Аналогично случаям не место, не досуг, не время форма льзѣ вытесняется формой льзя.

Это самое льзѣ восходит к праслав. *lь(d)zě, изн. *lьga – тот же корень, что в словах лёгкий (праслав. *lьgъkъ; др.-русск., ст.-слав. льгъкъ, укр. легкий, белор. лёгкi, болг. лек, сербохорв. ла̏к, чешск. lehký, польск. lekki), польза (из ро- и *lьgа; др.-русск. польза, церк.-слав. пользевати «быть полезным» и пользовати, полабск. рü᾽ölgа «польза», также укр. пiльга «облегчение, успокоение») и льгота (др.-русск. льгота, укр. льгота, вiльгота, белор. iльгота).

Таким образом, *lьga у праславян могло передавать значение «лёгкость, возможность» и, скорее всего, образовано от прил. *lьgъ «лёгкий», а не наоборот. Историческое значение слова нельзя не было таким категоричным, запретительным, а выражало невозможность или сложность сделать что-либо.

Что русскому ягода, то немцу – жёлудь. Это вовсе не поговорка, а суровая лингвистическая (точнее – этимологическая) реальность, которую очень легко подтвердить, зная историю слова ягода в русском и Ecker «жёлудь» в немецком.

Русское слово ягода чисто славянское и имеет множество очевидных соответствий во всех остальных славянских языках, в том числе мёртвых (в некоторых языках – в значении «земляника»): ст.-слав. агода, укр. ягода, белор. ягада, болг. ягода, макед. јагода, сербохорв. ја̏года, словенск. jagoda, чешск. jahoda, словацк. jahoda, польск. jagoda, ниж.-луж. jagoda, верх.-луж. jahoda, кашубск. jagòda, полабск. joďădåi. На их основе довольно просто определяется праслово *agoda, где -oda – суффикс. Первой части легко ставятся в соответствие лит. úoga и латышск. oga в значении «ягода».

На уровне праиндоевропейском реконструируется корень *h₂ógeh₂- (вероятно, также в значении «ягода»; от *h₂ewg- «расти»), к которому возводят герм. akraną «жёлудь». Уже из последнего имеем нем. Ecker (др.-в.-нем. ackeran), англ. acorn (др.-англ. æcern), нидерл. aker, исл., швед. akarn, норв. åkorn, дат. agern (др.-сканд. akarn). В кельтских языках тот же корень *h₂ógeh₂- даёт пракельт. agriniā, откуда др.-ирл. áirne «тёрн; слива» и валл. eirin «тёрн; слива». То есть, расширяя изначальное утверждение, можем с уверенностью сказать: что славянину ягода, то германцу – жёлудь, а кельту – слива.

Упоминания о существах, сосущих кровь человека и животных, мы можем найти во многих культурах: в Европе, Китае, Средней Азии, Индии и т. д. Самыми древними являются упоминания о шумерских акшарах, вавилонских лилу, индийских веталах или древнеармянских даханаварах. Известны также славянские, румынские и иные прототипы этих мифических существ. Разумеется, они имели мало общего с теми вампирами, которых мы знаем из художественной литературы или фильмов.

Распространение массовой культуры привело к тому, что слово вампир стало общеизвестным. Мы можем обнаружить его во многих языках: англ., фр. vampire, нем. Vampir, нидерл. vampier, итал., исп. vampiro, польск. wampir, греч. βαμπίρ, арм. վամպիր (vampir), венг. vámpír, эст. vampyyri, груз. ვამპირი (vampiri), тур. vampir и др.

Как считают многие этимологи, слово вампир родственно русскому слову упырь, ст.-слав. вѫпырь, болг. въпиръ, чешск. upír, польск. upiór и восходит к праславянскому *ǫруrь или *ǫpirь. В одних языках носовой превратился в , в других – сохранился с появлением протетического [v] (ст.-болг. въпиръ, ст.-польск. wąpierz). Из южнославянского региона (возможно, из сербохорв. ва̀мпӣр) слово пришло в немецкий (Vampir), далее во французский (vampire), а затем и в английский (vampire). Через некоторое время из английского слово вновь вернулось в славянские языки, правда, уже в обновлённом виде.

Слово сахар все мы знаем с детства, хотя история его происхождения известна далеко не многим. Этимологическое родство с русским словом сахар обнаруживают: англ. sugar, нем. Zucker, нидерл. suiker, швед. socker, итал. zucchero, фр. sucre, исп. azúcar, укр. цукор, болг. захар, серб. шѐћер, польск. cukier, чешск. cukr, лит. cukrus, греч. ζάχαρη, перс. شکر(šekar), хинд. शर्करा (śarkarā), арм. շաքար (šakʿar), груз. შაქარი (šak’ari), фин. sokeri, тур. şeker, тат. шикәр, араб. سكر(súkkar), ивр. סוכר (sukar) и др. Такая широкая география распространения говорит лишь об одном – где-то был единый источник.

Слово появлялось в разных языках в разное время. В некоторых славянских языках, как можно видеть, слово появилось при посредстве немецкого (польск. cukier, чешск. cukr и др.); в болгарском слово возникло из новогреческого. В немецком и ряде других европейских языков слово появилось из лат. sāccharum, восходящему к др.-греч. σάκχαρον. Существует ошибочное мнение, что оно арабского происхождения. На самом деле араб. سكر(súkkar), пришедшее в Европу, является лишь посредником в этой цепочке: это слово было заимствовано из перс. شکر(šakar), а далее восходит к санскр. शर्करा (śárkarā) «сахарный песок». Именно из Индии через восточные страны сахар попадал в античные города.

В русском языке слово сахар возникло ещё в XII веке из греческого. Первое упоминание о нём относится ко времени Кирилла Туровского, позже встречается в «Слове о Задонщине» и «Хождении» Афанасия Никитина. Несмотря на многовековую разницу и фонетические подвижки, мы до сих пор инстинктивно обнаруживаем сходство русского слова со многими другими словами, перечисленными выше.

Сегодня мы вполне однозначно понимаем русское слово шофёр и используем его как синоним слова водитель. В ряде языков мы с лёгкостью сможем его опознать: англ. chauffeur, порт. chofer, швед. chaufför, нем. Chauffeur, болг. шофьор, чешск. šofér, польск. szofer, лит. šoferis, венг. sofőr, тур. şoför, перс. شوفر(šofer) и т. д. Не все эти слова сегодня в ходу, но почти все означают приблизительно одно и то же. Тем не менее, современные значения слово приобрело относительно поздно – лишь в XX веке.

Источником является французское слово chauffeur, которое сегодня также может пониматься в значении «водитель» (например, un chauffeur de taxi). Но ранее, когда автомобилей как таковых не было, это слово означало «истопник, кочегар» и применялось в отношении людей, подкидывавших уголь в топку паровоза. Об этом говорит и значение французского глагола chauffer «нагревать; топить», от которого рассматриваемое слово было образовано (ср. chauffer le four). Во французском слово возникло из лат. calefaciō «нагреваю (досл. делаю горячим)».

Каждый из нас прекрасно знает, что такое книга. Эта вещь найдётся дома даже у тех, кто читать не очень любит. Так сложилось исторически, что с появлением письма возникла и потребность в удобной форме представления записей. Таблички, свитки, тетради, кодексы – предки современной книги. О настоящих рукописных книгах можно было говорить лишь со времён поздней античности и средневековья.

Этимологии слова «книга» в разных языках довольно разнообразны. Так, англ. book, нидерл. boek, нем. Buch, швед., норв. bok происходят от прагерманского слова *bōks «книга, буква», которое связано с пра.-и.-е. *bʰeh₂ǵos «бук». В романских языках – фр. livre, исп., итал. libro, порт. livro – слово восходит к лат. liber «книга», которое через раннюю форму luber связанно со ст.-слав. лѹбъ. Очевидно, что в обоих случаях присутствует отсылка к писчему материалу, который использовался в древности. Известное многим по названию основной христианской книги др.-греч. слово βίβλος «книга» в первую очередь является античным названием материала, на котором писались книги. Известно также, что санскр. पुस्तक (pustaka) и происходящие от него хинд. पुस्तक (pustak), бенг. পুস্তক (pustôk), тел. పుస్తకం (pustakaṃ), там. புத்தகம (puttakama) и др. связаны с перс. پوست(pust) «кожа».

В ряде других языков мы встречаем совершенно иные этимологии. Так, арабское слово كتاب(kitāb), очевидно, связано с корнем ك ت ب (k-t-b), выражающим значение «писать, письмо»; отсюда же тур. kitap, азерб. kitab, узб. kitob, каз. кітап, татар. китап, а также перс. کِتاب(ketâb) и тадж. китоб. В армянском գիրք (girkʿ) восходит к слову գիր (gir) «буква; нечто написанное», которое связано с древним корнем *wer- «(вы)резать».

Проанализировав эти и прочие слова со значением «книга» в разных языках, мы можем сделать два ясных вывода: во-первых, почти у каждой индоевропейской языковой группы своё название для книги; во-вторых, почти все они так или иначе этимологически подводят нас к названию писчего материала или способу письма. Если так, то почему мы так же просто не можем определить, с чем связано русское слово книга? На что оно вообще может быть похоже?

Эти вопросы интересуют этимологов довольно давно. Во всех славянских языках мы обнаруживаем родственников русской книги: укр. книга, белор. кніга, болг. книга, серб.-хорв. књи̏га, словен. knjíga, польск. księga, książka, чешск. kniha, словацк. kniha. Того же происхождения осет. чиныг, венг. könyv, лит. knygà. Материал более чем богатый, но даже с его помощью очень сложно установить, откуда изначально пришло слово. Все попытки связать его с польск. диал. kien, kień «отрезок, обрубок», герм. kenning «знание» или ассир. kunukku «печать» (ср. арм. կնիք (knikʿ) «печать») натыкаются на множество фонетических, грамматических, семантических и ареальных противоречий.

Версия, которая на сегодняшний день является наиболее предпочтительной, принадлежит чешскому слависту Йосефу Добровскому. Он предположил, что истоки слова следует искать где-то в Азии, возможно, в Китае. Черных и Фасмер указывают на посредство тюрк. *küinig, волж.-болг., дун.-болг. *küiniv, из которых вышло праслав. kъniga и др.-венг. *künig. В тюркском слово могло возникнуть из юж.-кит. 卷(манд. juàn; ср.-кит. произношение: kɣiuᴇnX).

О том, откуда взялась книга учёные особо не спорят, но само слово оказалось весьма противоречивым. Несмотря на отсутствие каких-либо достоверных знаний о том, какова его этимология в славянских языках, даже логичную версию о китайском происхождении рассматривают всерьёз не все этимологи. Но слова не появляются из ниоткуда, а это значит, что рано или поздно придёт время, когда на этот вопрос мы сможем ответить более уверенно.

Слово орангутан (наряду с орангутанг) известно в русском языке с XIX века. Его первое зафиксированное употребление в русском в полной форме относится к 1835 году. Об этом примате говорится в романе Ивана Лажечникова «Ледяной дом». До Лажечникова их называли урангами (у Державина в оде «На счастье», 1798) или орангами (у Ловецкого в учебнике естественной истории, 1825).

Откуда взялись две разные формы слова: орангутан и орангутанг? Вообще говоря, обе формы верны и употребительны в речи, однако для специалистов, исследующих приматов, вторая форма считается вульгарной. Чаще в языках слово встречается с n на конце: англ. orangutan, нем. Orang-Utan, фр. orang-outan, исп. orangután, арм. օրանգուտան (ōrangutan), хинд. आरंगुटान (āraṅguṭān), яп. オランウータン (oran'ūtan), кор. 오랑우탄 (orang-utan) и др. В иных языках укоренилось конечное g: порт. orangotango, швед. orangutang. Для некоторых языков норма неустойчива: по-английски одинаково верно будет сказать orangutan и orangutang, по-французски – orang-outan и orang-outang.

Само слово в русском возникло из английского или французского, поэтому к нам и перешли обе возможные формы. В европейских же языках слово возникло из малайского, где orang значит «человек», а hutan – «лес». Таким образом, всё слово следует переводить как «лесной человек». Возможно также, что это название возникло относительно поздно, так как жители Малайзии исторически называют этих приматов mawas.