Список сообщений по тегам

Праславянский язык претерпевал многочисленные изменения в ходе своей истории. Многие из таких изменений были связаны с действовавшим законом открытого слога, согласно которому закрытые слоги в праславянских словах и заимствованиях должны были преобразовываться в открытые.

Некоторые лингвисты считают, что с законом открытого слога связан также про-цесс, называемый метатезой плавных. Это утверждение, однако, нередко опровергают, ссылаясь на позднее время прохождения процесса, незадолго до падения редуцированных, которое отменило закон открытого слога, и на тот факт, что слоги вполне могли оканчиваться на сонорный (r и l) в тех языках, где действует закон открытого слога.

Метатеза плавных – это процесс устранения праславянских сочетаний *TorT, *TolT, *TerT, *TelT, *orT, *olT (где T – любой согласный), проходивший в VIII-IX вв., когда единый праславянский уже раскололся на множество диалектов. Этим и интересны результаты процесса: в разных славянских языках они тоже разные.

В восточнославянских языках возникло полногласие, то есть слог *TorT превратился в ToroT, *TolT – в ToloT, *TerT – в TereT, *TelT – в ToloT, TeleT или TeloT (результат в последней группе зависит от качества второго согласного). Так, праслав. слова *korva, *moltъ, *bergъ в результате дали: рус. корова, молот, берег, укр. корова, молот, берег, белор. карова, молат, бераг.

В южнославянских языках, а также в чешско-словацкой группе произошла метатеза с удлинением гласного. Таким образом, сочетание *TorT перешло в TraT, *TolT – в TlaT, *TerT – в TrěT, *TelT – в TlěT. Те же праслав. слова *korva, *moltъ, *bergъ в этих языках дали совершенно иной результат: болг. крава, млат, бряг, сербохорв. кра̏ва, мла̑т, брије̑г (бре̑г), словенск. kráva, mlȃt, brég, чешск. kráva, mlat, břeh, словацк. krava, mlat, breh.

По отсутствию полногласия и наличию метатезы в русском языке легко распознать слова, имеющие старо- и церковнославянское происхождение. Слова брег (вместо берег), град (вместо город), злато (вместо золото), млад (вместо молод) – всё это южнославянские заимствования, которые в большинстве своём встречаются разве что в литературе, но редко в разговорной речи. Исключения составляют те южнославянские слова, которые навсегда вытеснили исконные древнерусские полногласные формы: враг (вытеснило исконное ворог), шлем (вытеснило исконное шелом), или приняли свои значения, отличные от значений форм с полногласием: глава (наряду с голова), страна (наряду с сторона).

В польском и лужицких языках произошла метатеза без удлинения гласного, поэтому сочетание *TorT в этих языках перешло в TroT, *TolT –в TloT, *TerT – в TreT, *TelT – в TleT. Таким образом, знакомые нам праслав. слова *korva, *moltъ, *bergъ дают в этих языках следующие результаты: польск. krowa, młot, brzeg, н.-луж. krowa, brjog, в.-луж. kruwa, brjóh.

Начальные сочетания типа *orT, *olT также давали разные результаты, но это различие диктовалось интонационными особенностями самих сочетаний. В одних случаях (при восходящей интонации) сочетания *orT, *olT давали raT, laT во всех славянских языках. Поэтому, например, праслав. *ordlo в результате даёт рус. рало, укр. рало, болг. рало, сербохорв. ра̏ло, словенск. rálo, чешск. rádlo, словацк. radlo, польск. radło. В других случаях (при нисходящей интонации) сочетания *orT, *olT дают raT, laT в южнославянских языках и словацком и roT, loT в восточно- и западнославянских языках. Так, праслав. *orstъ даёт в южнославянских языках и словацком: болг. раст, сербохорв. ра̑ст, словенск. rȃst, словацк. vzrast, в восточно- и западнославянских языках: рус. рост, укр. ріст, белор. рост, чешск. vzrůst, польск. wzrost.

Метатеза плавных в праславянском отмечается также в древнейших заимствованиях. Так, праслав. слово *korljь, образованное от имени Карла Великого (Karl), в славянских языках даёт точные результаты группы *TorT: рус. король, укр. король, белор. кароль, болг. крал, сербохорв. кра̑љ, словенск. králj, чешск. král, словацк. kráľ, польск. król.

Многие наверняка слышали или знают о существовании языка эсперанто. Он не формировался тысячелетиями, не развивался из какого-либо праязыка. Этот язык был в прямом смысле создан в недавнее время, собран из разных частей других языков таким образом, что они, слившись воедино, стали функционировать как единое целое.

Эсперанто – это язык, не знающий национальностей и границ. Люди всегда стремились создать такой язык для общения, который был бы наиболее приемлемым для всех. Если когда-либо в истории человечества возникал такой язык, который становился языком межнационального общения в многоязычном регионе (лингва-франка), люди, не владевшие им как родным, чувствовали себя ущемлённо: им нужно было учить совершенно незнакомый чужой язык, отдавая своему родному языку роль языка бытового общения. Так происходило в царской России, так было в СССР, так есть и сейчас.

Создатель языка эсперанто Людвик Заменгоф родился в 1859 году в городе Белосток (на тот момент Гродненская губерния Российской империи), где жили евреи, поляки, русские, белорусы, немцы, литовцы. С самого детства он ощущал ту неприязнь, которую испытывали носители разных языков по отношению друг к другу. Причиной такой напряжённости он считал отсутствие общего языка, на котором мог бы говорить поляк с немцем или литовец с евреем, не ущемляя национальных чувств друг друга.

В семье Заменгофа говорили на русском и идише. Изучая другие современные и классические языки Европы, он пришёл к выводу, что каждый из этих языков имеет свои преимущества и недостатки. К недостаткам он относил сложность грамматики и орфографии многих из них, а также наличие ненужных исключений. Будучи ещё гимназистом, Заменгоф принялся за проект нового международного языка, названный им Lingwe Uniwersala («Всемирный язык»). Рукопись этого проекта не дошла до наших дней – её сжёг отец Заменгофа, сочтя опасной для семьи.

После окончания гимназии Заменгоф изучал медицину в Москве и Варшаве, затем занимался медицинской практикой в качестве врача-окулиста. Между делом он дорабатывал свой проект. Наконец, в 1887 году в свет выходит брошюрка под названием «Международный язык. Предисловие и полный учебник» за подписью «Д-ръ Эсперанто» (эсп. esperanto «надеющийся», от esperi «надеяться»). Впоследствии слово Esperanto стало названием нового языка.

Вскоре после публикации проекта, стали зарождаться общества любителей эсперанто. В конце XIX – начале XX века ассоциации эсперантистов стали появляться в Германии, Франции, Швейцарии, Великобритании, Швеции. В 1905 году был проведён первый конгресс эсперантистов, состоявшийся во французском городе Булонь-сюр-Мер. С этого момента начинается история современной Всемирной эсперанто-ассоциации.

На сегодняшний день на языке эсперанто говорят от 100 тысяч до 2 миллионов человек во всём мире, изучают или изучали этот язык десятки миллионов человек. За сто с лишним лет существования языка появлялись эсперанто-семьи, в которых дети владели эсперанто как родным. Это самый популярный плановый язык, претендующий на звание международного. В мире насчитывается более 150 газет и журналов на эсперанто, издаются десятки тысяч наименований книг, с развитием Интернета эсперанто стал ещё доступнее.

Для тех, кто учил эсперанто, не будет секретом и то, что этот язык очень прост. Алфавит эсперанто включает 28 букв, из которых некоторые (ĉ, ĝ, ĥ, ĵ, ŝ и ŭ) используют диакритики. Каждая буква обозначает один звук, поэтому в эсперанто нет и быть не может сложных буквосочетаний или иных сложностей с орфографией или прочтением написанного.

Вся грамматика эсперанто формулируется в виде 16 правил, которые Заменгоф описывал в своей первой брошюре. Все существительные оканчиваются на -o, все прилагательные – на -a, все глаголы (в форме инфинитива) – на -i. Существительные и прилагательные имеют всего два падежа: именительный (само слово на -o, -a) и винительный (-on, -an), множественное число образуется присоединением к существительным или прилагательным форманта -j. Все формы настоящего времени оканчиваются на -as, прошедшего – на -is, будущего – на -os. Из этих правил нет исключений.

Зная всё это, очень просто определить члены предложения и их формы в следующей фразе: Estas grava respondeco varti infanojn. Слово estas, очевидно, является формой настоящего времени от глагола esti «быть», то есть его можно перевести как «(это) есть». Слово grava «важный, серьёзный» является прилагательным в именительном падеже и единственном числе. Слово respondeco «обязанность, ответственность» – это существительное именительного падежа единственного числа. Слово varti «смотреть, приглядывать» – глагол в неопределённой форме. Слово infanojn «детей» – форма от существительного infano «ребёнок» с показателем множественного числа -j и винительного падежа -n. Таким образом, всё предложение следует перевести так: «Это серьёзная ответственность приглядывать за детьми».

Также стоит обратить внимание на лексику эсперанто. Этот язык изобилует корнями из романских и германских языков. Многие французы узнают в эсперанто слова gambo «нога» (фр. jambe), floro «цветок» (фр. fleur), plumo «перо» (фр. plume), granda «большой» (фр. grand), kuri «бежать» (фр. courir). Каждый немец распознает в эсперанто слова hundo «собака» (нем. Hund), fiŝo «рыба» (нем. Fisch), tago «день» (нем. Tag), dika «толстый» (нем. dick), ŝlosi «запирать» (нем. schließen). Есть в этом языке немало слов из английского, русского, греческого, латыни (в основном романские корни – латинские).

Язык эсперанто, как уже было сказано, – это язык без границ. Обладая простой грамматикой, понятной лексикой, несложной орфографией и фонетикой, он не утрачивает своей выразительности, его средств хватает для богатейшей в выразительном плане литературы. Эсперанто – язык, который учить легко и приятно. Именно поэтому многие эсперантисты возлагают на него большие надежды и пророчат ему статус международного языка будущего.

В I тысячелетии до н. э. на территории современной итальянской провинции Тосканы (в древности – Этрурия) проживали этруски. Это была развитая цивилизация, обладавшая неповторимой культурой, искусством и, конечно же, особым языком – этрусским.

Учёные уже не одну сотню лет исследуют наследие этой исчезнувшей цивилизации и спорят о том, откуда она возникла. Лингвистов привлекает в первую очередь язык этрусков, который никак не могут классифицировать. Его связывали с языком Лемносской стелы (вероятно, носителями этого языка были пеласги, населявшие Грецию до возникновения Микенской цивилизации), ретским (север Италии, римская провинция Реция) и этеокипрским языком (язык догреческого населения Кипра). До сих пор нет чёткого представления о связи этих языков, однако существует гипотеза о существовании древней тирренской языковой семьи, к которой принадлежал и этрусский.

Из тысяч надписей на этрусском языке, дошедших до наших дней, расшифровать удаётся лишь некоторые и то частично. Мы мало знаем об этрусках и их языке, но до сих пор пользуемся словами из этрусского языка. Все эти слова перекочевали из этрусского в латынь, откуда впоследствии пришли в европейские языки.

Предположительно, из этрусского происходит слово арена, от лат. arēna (harēna) «арена», далее от формы *hasēna (в сабинском языке – fasēna). Также считается, что этрусскими являются слова церемония (от лат. caerimōnia «благоговение, культовый обряд»), персона (от лат. persōna «маска; лицо, личность»), антенна (от лат. antenna «мачта»), элемент (от лат. elementum «стихия»), литера (от лат. littera «буква», также сравнивают с др.-греч. διφθέρᾱ «кожа, шкура»), сервис (от лат. serviō «быть рабом», servus «слуга, раб») и др.

В других языках также обнаруживаются слова, которые с той или иной степенью достоверности можно назвать этрусскими по происхождению. Так, к этрусским причисляют английские слова satellite «спутник», people «люди; народ», autumn «осень», military «военный» и др.

О происхождении некоторых из этих слов до сих пор ведутся споры, но тот факт, что этруски не сгинули бесследно и оставили после себя какое-то наследие, вряд ли кто-то станет оспаривать.

Лингвисты, исследующие особенности звукового строя реконструированного праиндоевропейского языка, часто спорят о том, как выглядела система дорсальных согласных в этом языке. Обычно выделяют лабиовелярные kʷ, *gʷ, *gʷʰ, велярные *k, *g, *gʰ и палатовелярные *ḱ, *ǵ, *ǵʰ. Реконструируют также двухрядную систему. История этих звуков весьма интересна, так как их сдвиги стали одной из причин распада праиндоевропейского языка на древнейшие индоевропейские диалекты.

Сатемные языки характеризует то, что палатовелярные *ḱ, *ǵ, *ǵʰ перешли в аффрикаты и фрикативы, а лабиовелярные *kʷ, *gʷ, *gʷʰ и велярные *k, *g, *gʰ слились, утратив огублённость. Кентумные языки сохранили лабиовелярные *kʷ, *gʷ, *gʷʰ (или иные их производные), но палатовелярные *ḱ, *ǵ, *ǵ слились с велярными *k, *g, *gʰ.

Пожалуй, лучше всего эти сдвиги демонстрирует пример с числительным «сто» в разных индоевропейских языках. Сатемные языки называются так, поскольку число «сто» в авестийском языке имеет вид satəm, тогда как кентумные языки назвали по латинскому слову centum [ˈkentum]. Оба слова восходят к праиндоевропейскому слову *ḱm̥tóm «сто» с начальным палатовелярным *ḱ.

Отталкиваясь от этого примера несложно определить, что к сатемным языкам относятся славянские (рус. сто, ст.-слав. съто, польск., чешск. sto), балтийские (лит. šimtas, латышск. simts), индоиранские (перс. صد, sad, афг. سل, səl, курд. sed, санскр. शत, śatá), а также албанский, армянский и некоторые другие языки, где *ḱ дал переднеязычный. К кентумным языкам относят остальные языки: италийские (лат. centum), кельтские (др.-ирл. cét, ирл. céad, валл. cant), германские (*ḱ закономерно даёт прагерм. *h: англ. hundred, нем. hundert, нидерл. honderd), а также греческий (ἑκατόν).

Одно время считалось, что изоглосса «кентум-сатем» делила индоевропейские языки на западные и восточные. Однако с обнаружением тохарских языков, где также обнаруживается велярный ряд, эта точка зрения отошла на второй план. В этих языках число «сто» имеет вид känt (А) и kante (Б). Таким образом, сатемизация – это некоторая инновация, имевшая место в центральных индоевропейских диалектах, тогда как кентумные языки остались на периферии.

В течение столетий слова языка отбрасывают старые и приобретают новые значения. Лингвисты называют это явление семантическим изменением. Например, слово фамилия, понимаемое как «часть личного имени», некогда означало «род, семейство» (ср. англ. family, нем. Familie, фр. famille). Два значения могут какое-то время сосуществовать, но со временем одно из них становится преобладающим, а второе устаревает и в итоге уходит насовсем. Для слова фамилия устаревающим является второе значение. В то же время лат. familia, от которого происходят англ. family, нем. Familie, рус. фамилия и т. д., имело значение «челядь», от famulus «слуга». Выходит, что значения слов-потомков в европейских языках также было изменено, поэтому не является первичным.

В этимологии семантическое обоснование происхождения того или иного слова является порой единственным препятствием на пути к разгадке истории какого-либо слова. Значения слов за столетия могут изменяться настолько, что конечный смысл далёк от первоначального. В случае со словом фамилия мы легко определяем следующую семантическую цепочку: слуга – челядь, прислуга по дому – домочадцы – семья, род – часть личного имени, признак принадлежности к определённой семье. Этимология этого слова известна довольно хорошо, у нас есть достаточно материала для анализа семантики, поэтому такие построения делать довольно просто. Однако как быть с теми словами, которые утратили смысловую связь с источником тысячи лет назад?

Рассмотрим русское слово муха. Мы можем найти для него большое количество соответствий в других славянских языках: укр. муха, болг. муха, сербохорв. му̀ха, чешск. moucha, польск. mucha и т. д. Все эти слова восходят через праслав. *muxa к пра.-и.е. *mū-, *mus- «муха», от которого происходят также др.-греч. μυῖα «муха», лат. musca (фр. mouche, итал., исп., порт. mosca; ср. уменьш. исп. mosquito «москит», итал. moschetto «мушкет»), латышск. muša «муха», др.-арм. մուն (mun) «мошка», прагерм. *mugjō, *muwō «мошка» (англ. midge, нем. Mücke, нидерл. mug, швед. mygga, исл. mý). С праслав. *muxa чередованием связано *mъšьkа «мошка».

Слово муха часто ставят в один ряд со словом мышь, подразумевая, что они также родственны. Однокоренные в славянских языках (от праслав. *myšь): укр. миш, болг. миш, сербохорв. ми̏ш, чешск. myš, польск. mysz. Все они восходят в пра-и.е. *mūs «мышь», от которого происходят также др.-греч. μῦς «мышь», лат. mūs «мышь» (исп. устар. mur, порт. mure, murganho), перс. موش (muš) «мышь», санскр. मूष् (mūṣ) «мышь», др.-арм. մուկն (mukn) «мышь», прагерм. *mūs (англ. mouse, нем. Maus, швед. mus, исл. mús). Интересно, что многие из этих слов также означают «мышца» (ср. лат. mūsculus «мышонок», уменьш. от mūs, а также др.-греч. μυών «мускулатура», μύσχον «половой орган»). Связь с со словом муха объясняют (например, у Черных), опираясь на санскр. मूषक (mūṣaka) «мышь; вор» и др.-инд. muṣṇā́ti, móṣati «ворует», то есть «вороватостью» этих животных.

В одном из своих комментариев в этимологическом словаре Фасмера Олег Николаевич Трубачёв указывал на родство слов муха, мышь и мох через единый семантический признак – значение «серый». Русское слово мох (от праслав. *mъxъ; укр. мох, болг. мъх, сербохорв. мах, чешск., польск. mech), лат. mūscus «мох», прагерм. *musą «мох» (англ. moss, нем. Moos, швед. mossa, исл. mosi) восходят к пра-и.е. *meu- «сырой, влажный; жидкость», откуда происходят также μυδάω «быть влажным», μυδαλέος «влажный, мок-рый», лат. muria «рассол». Если слова муха и мышь ещё как-то можно сравнить по названному признаку, то со словом мох всё сложнее.

Семантические параллели, которые существовали в глубокой древности и исчезли до наших дней, могут сохраняться в некоторых современных и древних зафиксированных языках и диалектах, из-за чего становятся заметными отдельные связи. Именно так и связывают слова муха и мышь с опорой на двузначность санскр. मूषक (mūṣaka) и значения др.-инд. muṣṇā́ti, móṣati. Среди когнатов слова мох нет слов со значением «серый» (у нем. bemoost «покрытый мхом; старый, седой» второе значение позднее), да и цвет мха чаще зелёный. Всё это не позволяет утверждать что-либо с полной уверенностью, это только предположения. Но именно из совокупности таких предположений со временем выявляют ту версию, которая ближе всего к истине.

Развитие лексики в любом языке происходит разными способами. В одних случаях слова происходят напрямую из праязыка, их называют исконными. В других случаях говорят о заимствованиях, то есть переносе целых слов или их элементов из другого языка. Возможны также промежуточные варианты вроде кальки, когда заимствуется смысл слова или его составных частей из другого языка, но корни остаются исконными. Однако как быть со словами, которые были заимствованы в древние времена, о которых нам известно мало? Можно ли, например, считать заимствования в праславянском исконными словами?

Этот вопрос решается просто. Слова праславянского языка, пришедшие из других языков, также принято считать заимствованиями, но, как правило, для праславянского. Для нас же такие слова как хлеб, молоко, лук, топор, изба, баня, кот, лев, осёл, слон, скот, купить, поганый и др. являются русскими (шире – славянскими), то есть в некотором роде исконными. Но на самом деле все они пришли из языков соседей.

Большое количество заимствований в праславянскую эпоху возникло из германских языков. Их семантический спектр необычайно широк и охватывает многие стороны жизни древнего общества. Так, названия продуктов хлеб, молоко и лук – германские. Слово хлеб (праслав. *xlěbъ) происходит от готского hlaifs (прагерм. *hlaibaz; англ. loaf, нем. Laib, др.-сканд. hleifr). Это же германское слово было заимствовано в некоторые финно-угорские языки (фин. leipä, эст. leib). Слово молоко (праслав. *melko) нередко возводят к прагерм. *meluks (англ. milk, нем. Milch, др.-сканд. mjǫlk), хотя у этой версии имеются и противники. Наконец, слово лук (праслав. *lukъ) возводят к прагерм. *laukaz (англ. leek, нем. Lauch, др.-сканд. laukr).

Германскими являются также слова хижина (праслав. *xyžь, от прагерм. *hūsą; ср. англ. house, нем. Haus, др.-сканд. hús), изба (праслав. *jьstъba, от прагерм. *stubō; ср. англ. stove, нем. Stube; далее, вероятно, из вульг. лат. *extūfa «баня»), пила (праслав. *pila, от прагерм. *finh(i)lō; ср. англ. file, нем. Feile), холм (праслав. *xъlmъ, от прагерм. *hulmaz; ср. англ. holm, нем. Holm, др.-сканд. holmi), скот (праслав. *skotъ, от прагерм. *skattaz; ср. нем. Schatz, др.-сканд. skattr). Названия животных осёл (праслав. *osьlъ) и лев (праслав. *lьvъ), вероятно, пришли в славянские языки через готский (asilus; *liwа, спорное слово) из других языков (лат. asinus; лат. leō, др.-греч. λέων). Из готского происходит также глагол купить (праслав. *kupiti, от готск. kаupōn; ср. нем. kaufen; заимств. из лат. caupō «лавочник, торговец»).

Довольно много праславянских заимствований пришло через латынь и имеет либо италийское, либо древнегреческое происхождение. Так, слово баня (праслав. *banja), пришедшее через вульг. лат. *bāneum, восходит к лат. balneum, далее к др.-греч. βαλανεῖον «купальня» (ср. фр. bain, исп. baño; также арм. բաղնիք, bałnikʿ). Слово кот (праслав. *kotъ) во многих языках происходит из лат. cattus (ср. англ. cat, нем. Katze). Прилагательное поганый и существительное погань (праслав. *poganъ) происходят от лат. pāgānus «сельский; языческий». Вместе с ними из латыни в славянские языки пришли слова буйвол (праслав. *byvolъ; от лат. būbalus, от др.-греч. βούβαλος «антилопа», далее, возможно, от βοῦς «бык»), капуста (праслав. *kapusta; от лат. соmроstа, соmроsitа, от caputium «кочан», далее от caput «голова»; ср. англ. cabbage), перец (праслав. *pьpьrь; от лат. piper, от др.-греч. πέπερι) и др.

Ряд слов в праславянском лексиконе, как предполагают этимологи, имеет тюркское происхождение, однако не во всех случаях это можно утверждать с достаточной уверенностью. К таким относятся слова хмель (праслав. *xъmelь; сравнивают с чув. хӑмла; источник ищут также среди языков Северо-Восточной Европы и Северного Кавказа), слон (праслав. *slonъ; сравнивают с тур. aslan, узб. arslon «лев» и др.), товар (праслав. *tovarъ; ср. тур. davar, уйгур. tаvаr и др.).

О заимствованиях из иранских языков принято говорить осторожнее, чем о тюркских заимствованиях. Ещё в 30-х гг. XX в. Антуан Мейе удивлялся тому, что в славянских языках почти не обнаруживается иранских заимствований, однако позже нашли и их. Можно с уверенностью утверждать иранское происхождение слова топор (праслав. *toporъ), которое хорошо соотносится с совр. перс. تبر (tabar). Из иранских языков происходит и арм. տապար (tapar). К иранским иногда относят также слова бог (праслав. *bogъ; ср. др.-перс. baga-, авест. baɣa-, санскр. भग, bhága), хата (праслав. *xata; др.-иран. *kata- «кладовая», от *kan- «копать»; ср. авест. kata «комната, кладовая»), рай (праслав. *rajь; ср. др.-перс., авест. rāy- «богатство; рай», санскр. रयि, rayí «состояние, богатство», связаны с лат. rēs «вещь»).

Примеры, рассмотренные выше, представляют собой лишь малую часть заимствованного пласта праславянской лексики. В реальности многие реконструированные слова оказываются заимствованными, причём не только из германских, романских, тюркских и иранских языков. Существуют также кельтские заимствования, не исключаются заимствования из балтийских языков и палеобалканского фракийского языка. Последние, однако, сложно идентифицировать из-за нехватки достоверных данных. Одно можно сказать наверняка: праславянский язык не был изолирован, как это иногда себе представляют. Он жил и развивался, дробился на диалекты и, разумеется, контактировал с соседними языками. И поэтому не стоит удивляться, что среди русских слов, которые мы часто принимаем за исконные, так много «чужаков».

Сходства между балтийскими (литовский, латышский, прусский и некоторые другие) и славянскими языками известны уже давно. Услышав, скажем, литовскую речь, вряд ли удастся распознать в ней что-то «родное», но при анализе лексики, отчасти грамматики и фонетики всё «родное» становится очевидным. Так, в литовских словах žvėris «зверь», ragas «рог», stalas «стол», galvà «голова», žemė «земля» и т. д. мы легко узнаём славянские аналоги. В прабалтославянском эти слова могли выглядеть так: *źwēris (праслав. *zvěrь), *ragas (праслав. *rogъ), *stalas (праслав. *stolъ), *galwāˀ (праслав. *golva), *źemē (праслав. *zemja). Аналогично мы можем распознавать прабалтославянские реконструкции и находить им соответствия в славянских языках. Например: пра.-балт.-слав. слово *rankāˀ даёт лит. rankà, латышск. roka «рука» и слав. *rǫka (ст.-слав. рѫка, рус. рука), пра.-балт.-слав. *miglāˀ даёт лит. и латышск. migla «туман» и слав. *mьgla (ст.-слав. мьгла, рус. мгла).

Внимание на то, что в балтийских и славянских языках большой процент лексических совпадений, обращают все сторонники и даже противники балтославянской гипотезы. По подсчётам Сергея Анатольевича Старостина, в среднем процент совпадений между славянскими и балтийскими языками (прежде всего с литовским) составляет 45-50 %. Это довольно большой показатель среди индоевропейских языков.

В балтийских и славянских языках имеются интересные инновации, которые вряд ли могли развиться независимо. Одна из таких инноваций – употребление объекта в форме генетива (вместо аккузатива) в отрицательном предложении. Например, русское утвердительное предложение я читал книгу в литовском будет иметь вид: knỹgą skaičiau. Существительные книга и knygà стоят в винительном падеже. При отрицании в русском возможна смена падежа с винительного на родительный, то есть можно сказать: я не читал (этой) книги. То же самое происходит в литовском: knỹgos neskaičiau. Такая инновация лишь одна из многих.

Все лингвисты давно сошлись в том, что балтийские и славянские языки близки. Проблема состоит в другом: были они близки изначально и лишь затем стали развиваться в разных направлениях или эта близость является результатом контактов между соседствующими балтами и славянами?

Первым указывал на возможное родство балтийских и славянских языков на единой основе ещё Август Шлейхер. Немецкий лингвист Карл Бругман, автор двух томов «Очерка сравнительной грамматики индоевропейских языков», обосновывал существование прабалтославянского, опираясь на т. н. «восемь схождений», то есть неоспоримые фонетические и грамматические закономерности этих языков. Спустя полвека список Бругмана расширил венгерский языковед и специалист по балтославянским языкам Освальд Семереньи. Он также считал, что сходства между балтийскими и славянскими языками не могут быть случайностью или результатом обычных контактов и среди западных индоевропейских диалектов они существовали как единый язык.

Другая группа лингвистов, главной фигурой среди которых следует считать французского индоевропеиста Антуана Мейе, считала все сходства между балтийскими и славянскими языками следствием существовавшего некогда длительного языкового союза, при котором языки сближались. Таким образом, они были независимы со времён распада праиндоевропейского языка.

Существуют и другие трактовки. Например, российский филолог Владимир Николаевич Топоров, работавший вместе с Вяч. В. Ивановым над «теорией основного мифа», считал, что славянские языки выделились после разложения прабалтославянского на три ветви. Олег Николаевич Трубачёв придерживался версии независимого развития балтийских и славянских языков. Польский лингвист Ян Михал Розвадовский предлагал компромиссную модель, следуя которой прабалтославянский язык разложился на балтийские и славянские языки, которые затем снова стали сближаться.

В фонетике под дебуккализацией (от лат. bucca «щека») понимается переход какого-либо согласного звука в глухой глоттальный щелевой [h] или в гортанную смычку [ʔ] при некоторых условиях. Иначе говоря, согласный звук становится придыханием или превращается в нечто похожее на кнаклаут в немецком языке (взрыв смычки перед гласными в начальной позиции), делающий речь немцев более резкой, обрывистой.

В английском языке дебуккализация – довольно частое явление, особенно в разговорной речи британцев. Английский звук [t] в некоторых позициях переходит в глоттальный [ʔ]. Это происходит на конце слов перед словами, начинающимися на согласный. Например, сочетание get ready часто произносится как [ɡɛʔ ˈɹɛɾi], хотя с точки зрения «правильного английского» нужно было бы сказать [ɡɛt ˈɹɛdi]. В данном случае помимо изменения [t] в [ʔ] наблюдается ещё и ротацизм, то есть изменение [d] в [ɾ]. Дебуккализация хорошо просматривается в сочетаниях с наречием not [nɒt]: not now [nɒʔ naʊ], not good [nɑʔ ɡʊd].

То же самое явление нередко наблюдается внутри английских слов. Звук [t] после [l], [r], [n] или гласного и перед слоговым [n̩] также дебуккализуется: Milton [ˈmɪlʔn̩], Martin [ˈmɑɹʔn̩], fountain [faʊnʔn̩], button [bɐʔn̩]. В английском диалекте кокни и во многих других диалектах Британии дебуккализация встречается ещё шире: batter [bæʔə], beater [biʔə], biter [baɪʔə], bitter [bɪʔə], butter [bʌʔə], betting [bɛʔɪŋ], pity [pɪʔi] и т. д. В английском это явление также называют t-глотализацией.

Дебуккализация с переходом согласного в [h] наблюдалась в двух древних индоевропейских языках: древнегреческом и санскрите. Древнегреческая дебуккализация – это переход индоевропейского *s в протогреческий (и далее в древнегреческий) [h] в начале слова и между гласными, который на письме отмечается знаком так называемого «густого придыхания» (῾). Этот процесс объясняет отсутствие s в тех древнегреческих словах, где он обнаруживается в других когнатах. Так, др.-греч. числительное ἑπτά [heptá] «семь», восходящее к пра-и.е. *septḿ̥, родственно лат. septem, санскр. सप्तन् (saptán), лит. septyni, рус. семь, англ. seven; др.-греч. ἥλιος [hɛ᷄ːlios] «солнце», восходящее к пра-и.е. *sóh₂wl̥, родственнолат. sōl, санскр. सूर्य (sū́rya), स्वर् (svàr), лит. sáulė, рус. солнце, англ. sun. Дебуккализация в санскрите – это переход в придыхательное [h] перед паузой, которое обозначается как ḥ (висарга): तवपितामहःकः| (tava pitāmahaḥ kaḥ) «Кто твой дедушка?».

Фонетические изменения в языке определяют многое в его развитии. Так, исторически дебуккализация стала одной из особенностей протогреческого, отличающей его от других древних индоевропейских диалектов. Та же самая дебуккализация существенно влияет на взаимопонятность между англичанами, говорящими на различных диалектах. Это фонетическое изменение присутствует во многих других языках: испанском, галисийском, португальском, шотландском. Встречается оно и диалектах: в баварском диалекте немецкого языка, шотландском диалекте английского языка, египетском варианте арабского языка.

Весьма интересно фонетическое явление, называемое ротацизмом (от названия греческой буквы ρ, ῥῶ). Это фонетический переход, встречающийся в самых разных языках, суть которого состоит в том, что какой-либо согласный (обычно альвеолярный [z], [d], [l] или [n]) в некоторой позиции переходит в [r]. Примеров этого перехода много в индоевропейских языках, однако встречается он также в языках алтайских и семитских.

В индоиранских языках встречается переход [l] > [r], хотя есть случаи, когда правило не действует. Например, в санскр. सूर्य (sū́rya) или перс. خور(xor) «солнце» звук [r] соответствует звуку [l] в лат. sōl, др.-греч. ἥλιος, рус. солнце, лит. saũle; санскр. रोचते (rocate), перс. روشن(rowšan) «свет» соответствуют лат. lūna, lūx, др.-греч. λευκός, англ. light, рус. луч; санскр. चक्र (cakrá), перс. چرخ(čar) «колесо» соответствуют лат. colus, др.-греч. κύκλος и рус. колесо. При этом ротацизм не затронул санскр. पलित (palitá) «серый», которое одного корня с лат. pallidus, др.-греч. πελιτνός или рус. пелёсый.

Среди романских языков переход [l] > [r] мы обнаруживаем в латыни, португальском и румынском. В латыни ротацизм часто происходит внутри формы слова в интервокальной позиции, хотя и здесь есть свои исключения. Так, слово flōs «цветок» при изменении по падежам приобретает [r]: flōris (род. п.), flōrem (вин. п.), flōrēs (мн. ч.); аналогичные изменяется происходят в слове genus «род»: generis (род. п.), genera (мн. ч.). В архаичной латыни этого явления не наблюдается. В португальском: empregar «нанимать; использовать» происходит от лат. implicō (инф. implicāre); obrigado «спасибо» от лат. obligō (инф. obligāre). В румынском: fericire «счастье, удача» от лат. fēlīx; fereastră «окно» от лат. fenestra. Такие случаи часто бросаются в глаза людям, изучающим романские языки, однако немногие из них знают о ротацизме.

Иного характера ротацизм в германских языках, который проявляется как на уровне литературных языков, так и на уровне диалектов. Исторически германский [z] переходит в [r]. Например: прагерм. dagaz даёт исл. dagur; от прагерм. глагола *wesaną «быть» происходят, с одной стороны, англ. were, нем. war, wäre, с другой – англ. was, нем. gewesen (это связано с тем, что некоторые формы глагола *wesaną имели z). В средненемецких диалектах наблюдается переход [d] и [t] > [r]: ср.-гессенск. Borrem соответствует нем. Boden, Werrer соответствует Wetter.

За пределами индоевропейской языковой семьи мы обнаруживаем это же явление в чувашском языке, который отличается от других тюркских языков (помимо всего прочего) из-за так называемого булгарского ротацизма, при котором общетюркский [z] и его рефлексы соответствуют чувашскому [r]. Так, чув. хур «гусь» соответствует тур. kaz, азерб. qaz, тат. каз и башкир. ҡаҙ; чув. хěр «девушка» соответствует тур. kız, азерб. qız, тат. кыз и башкир. ҡыҙ.

Ротацизм – это очень широкое явление, свойственное многим языкам. Вероятно, оно возникает спонтанно, как речевая ошибка, постепенно переходящая в привычку, а затем – в норму.