Большие территории Евразии сегодня занимают народы, называемые финно-угорскими (финны, эстонцы, карелы, вепсы, ижорцы, саамы, мордва, марийцы, удмурты, коми-зыряне, коми-пермяки, венгры, ханты, манси) и самодийскими (ненцы, энцы, нганасаны, селькупы; в количественном отношении сильно уступают финно-угорским народам). Предки обеих этнических групп в глубокой древности составляли группу родственных прауральских племён, носителей прауральского языка.
Сегодня точно не известно, где и когда жили прауральцы, и, соответственно, каков был изначальный ареал распространения их языка. В XIX веке под влиянием урало-алтайской гипотезы было сделано предположение, что прародину прауральцев следует искать на Алтае и в Сибири. Сегодня более достоверной считается локализация прародины в пределах от Волги до Урала, а также, возможно, в Западной Сибири, на что указывают лингвистические данные. Всё же и по сей день единства по этому вопросу нет.
Распад прауральского языка на прафинно-угорский и прасамодийский также датируют по-разному: от VI до IV тыс. до н. э. В дальнейшем прафинно-угорский язык стал распадаться на финно-пермские (пермские языки коми и удмуртский, финно-волжские марийские и мордовские языки, прибалтийско-финские вепский, ижорский, карельский, финский, эстонский языки, а также ряд саамских языков) и угорские языки (венгерский, обско-угорские). Самодийские языки разделились на северные (ненецкий, энецкий и нганасанский, юрацкий язык этой группы вымер) и южные (вымерли, сохранился лишь селькупский).
Изучение уральских языков началось задолго до возникновения индоевропеистики и сравнительно-исторического языкознания. В XVIII в. шведский профессор У. Рудбек предложил список родственных слов для финского и венгерского, из которых, однако, лишь меньше половины оказались верными. В то же время немецкий филолог И. Г. фон Экхарт уже предположил связь финно-угорских языков с самодийскими языками. К началу XIX в., когда индоевропеистика находилась ещё в зачаточном состоянии, были изучены и хорошо известны все финно-угорские языки. Всё же языки индоевропейской семьи заинтересовали европейских учёных больше.
В XIX в. была выдвинута урало-алтайская гипотеза, объясняющая некоторые связи уральских языков с языками алтайской семьи и в особенности с тюркскими языками (сингармонизм, агглютинация, притяжательные суффиксы, совпадения некоторых морфологических показателей и лексические схождения). С другой стороны, наличие очевидных совпадений в морфологии уральских и индоевропейских языков (сходство личных местоимений 1-го и 2-л. на *m- и *t-, прочие совпадения морфологических показателей) побудили некоторых лингвистов рассмотреть возможность существования индо-уральской языковой общности. На сегодняшний день ни одна из двух гипотез не поддерживается большинством учёных, а все совпадения объясняются (в особенности советскими и российскими компаративистами) общим происхождением всех трёх языковых семей из праностратического языка.
В XX в. много внимания уделялось находящимся под угрозой вымирания юкагирским языкам, распространённым в Северо-Восточной Азии. Сравнение этих языков с уральскими указывает на возможность их более дальнего родства, однако данная гипотеза также оспаривается с отсылкой к ностратической макросемье.
На прауральском уровне удаётся реконструировать немногие слова, гораздо точнее соответствия на уровне отдельно финно-угорских и самодийских языков. Тем не менее, тот материал, которым располагают лингвисты, даёт представление о быте и жизни древних прауральцев. Реконструированы некоторые слова, обозначающие животных: *kala «рыба» (венг. hal, хантыйск., мансийск хул, марийск. кол, мордовск. кал, фин., эст. kala; ненецк. халя, нганасанск. колы), *lunta «птица, гусь» (венг. lúd, хантыйск. ӆᴏнт, мансийск. лунт, лөнт, марийск. лудо, лыды, фин. lintu, эст. lind), *šiŋere «мышь» (венг. egér, эрзянск. чеерь, фин. hiiri, эст. hiir) и др. Известны слова, касающиеся неживой природы: *jäŋe «лёд» (венг. jég, хантыйск. йӛӈк, фин., эст. jää), *mëxe «земля» (эрзянск. мәг, манскийск. ма, коми, удмурт. му, марийск. мӱнӧ, фин., эст. maa), *tule «огонь» (коми тылкӧрт, удмурт. тыл, мордовск. тол, фин., эст. tuli; ненецк. ту, нганасанск. туй), *wete «вода» (венг. víz, мансийск. вит, коми ва, удмурт. ву, марийск. выт, вӹт, мордовск. ведь, фин., эст. vesi; ненецк. иʺ), *kuŋe «луна» (венг. hó, hold, эрзянск. ков, фин., эст. kuu) и т. д.
Также реконструируется многое, что связано с человеком: *käte «рука» (венг. kéz, марийск. кид, фин., эст. käsi), *jalka «нога» (венг. gyalog, марийск. ял, йол, мордовск. ялго, ялга, фин. jalka, эст. jalg), *päŋe «голова» (венг. fej, fő,манскийск. пуӈк, коми пон, удмурт. пум, мордовск. пе, фин. pää, эст. pea), *śüδäme «сердце» (венг. szív, коми сьӧлӧм, удмурт сюлэм, марийск. šӱм, финск. sydän, эст. süda; энецк. сео, ненецк. сей), *śilmä «глаз» (венг. szem, хантыйск. сем, мансийск. сам, коми, удмурт. син, марийск. шинча, мордовск. сельме, фин. silmä, эст. silm; ненецк. сэв, нганасанск. сеймы), *kele «язык» (коми кыв, удмурт. кыл, мордовск. кель, кяль, фин. kieli, эст. keel), *ëpte «волосы» (манскийск. ат, марийск. ӱп, фин. hapsi; ненецк. ӈэбт, нганасанск. ӈабтә), *luwe «кость» (венг. láb, хантыйск. лӓв, мансийск. лув, коми., удмурт. лы, марийск. лу, мордовск. ловажа, фин., эст. luu; ненецк. лы, нганасанск. латәә).
Реконструированная лексика прауральского языка на данный насчитывает 400-500 слов, из которых лишь около трети можно считать абсолютно достоверными соответ-ствиями. Реконструированы некоторые глаголы, числительные (достоверны лишь *kakta / *käktä «два» и *witte / *witi «пять; десять (в самодийск.)»), местоимения, а также падежные суффиксы (для прауральского реконструируется по меньшей мере шесть падежей).
Таким образом, о лексике и грамматике прауральского языка мы знаем не так уж и много, если сравнивать с успехами индоевропеистики. Тот факт, что материал многих ныне вымерших уральских языков оказался утрачен и недоступен для исследования, усложняет задачу. Всё же работа в этом направлении продолжается. И если удастся продвинуться чуть дальше, это ещё ближе подведёт нас к следующей стадии сравнения – ностратической.
