М.К.
Перед тем как мы начнём обсуждать тему, мне бы хотелось уточнить определение понятия «семантика». Что это такое?
А.М.
Семантика – это раздел лингвистики, который изучает смысловые значения единиц языка. Иными словами, лингвистическая семантика устанавливает отношения между единицами языка (в нашем случае – словами) и объектами реального мира. В узком смысле под семантикой понимают значение слова. Как раз в этом смысле мы преимущественно и будем использовать это понятие.
В этимологии семантический компонент является одним из самых важных при описании истории слова, без него нельзя считать этимологию удовлетворительной. Хотя сегодня термин «семантика» используется, как правило, в широком смысле, ещё в конце XIX века француз М. Бреаль применял его именно в отношении исторических значений слов. Так что можно сказать, что в этимологии зарождалась семантика как самостоятельная лингвистическая наука.
М.К.
Хорошо, и что же понимается под историческим значением слова, его исторической семантикой?
А.М.
В качестве примера приведу русское слово театр. Оно, разумеется, не является исконным, а заимствовано из европейских языков. В русском языке слово возникло из французского théâtre, далее из латинского theātrum и древнегреческого θέατρον (théatron) «место для зрелищ». Казалось бы, вот и вся этимология, да только чего-то тут не хватает: все слова имеют похожее значение, а хотелось бы знать, почему они его имеют. Получается, что такое объяснение не может быть удовлетворительным, так как в нём отсутствует семантическое обоснование.
Чтобы дать более-менее удовлетворительное объяснение, нужно всего лишь на один шажок углубиться в историю древнегреческого слова θέατρον (théatron). Порывшись в словарях, обнаружим, что оно связано с глаголом θεάομαι (theáomai) «смотреть, видеть». Без этого слова семантика теряется. Для верности я бы ещё сравнил слово театр с чешским divadlo «театр» и сербохорватским позориште «театр», которые, очевидно, калькируют греческое слово.
М.К.
Так это и есть те самые «исконные смыслы», которые этимологи разгадывают, чтобы докопаться до истоков слова?
А.М.
Ну, можно и так сказать. Каждое слово имеет некоторый исконный смысл, который можно установить на том или ином уровне. Я приводил уже много примеров такого рода, поэтому ничего нового тут для тебя нет.
М.К.
Я читала твою статью о слове кредит. Из неё я выяснила, что это слово имеет исконный смысл «класть в сердце». Откуда такой вывод?
А.М.
В русском слово возникло из немецкого Kredit или французского crédit, далее от латинского crēditum «ссуда», которое образовано от глагола crēdō «доверять; одалживать». Последнее, как предполагают этимологи, восходит к праиндоевропейскому сочетанию *ḱred dʰeh₁- «девать в сердце», где первая часть – форма слова *ḱḗr «сердце», вторая – корень *dʰeh₁- «класть». От того же сочетания в санскрите возникло слово श्रद्दधाति (śrad-dadhāti) «доверять, верить». То есть сочетание этих слов, скорее всего, именно так и понимали в древности.
М.К.
И все слова имеют такие глубинные смыслы?
А.М.
Почти все. Есть слова, этимология которых куда банальнее. Но в массе своей слова имеют общий древний источник, сохраняют определённые связи с другими словами. Значения слов могут при этом меняться, но аналитическим путём можно связать современные значения слов с древними, а отсюда уже становится возможным установить смысл общего древнего источника.
Я уже приводил ранее в качестве примера праславянское слово *orbъ, от которого в русском языке происходит слово раб. Оно связано с латинским orbus «осиротевший», древнегреческим ὀρφανός (orphanós) «осиротевший», санскритским अर्भ (árbha) «маленький; мальчик» и армянским որբ (orb) «сирота». В немецком существуют также когнаты Arbeit «работа» и Erbe «наследник». Все эти слова восходят к праиндоевропейскому слову *h₃órbʰos, для которого предполагают значение «осиротевший».
Есть разные мнения по поводу того, почему значение «осиротевший» вдруг сменилось на «раб». Обычно прибегают к помощи так называемой семантической цепочки (цепочки переходов значений), которая могла бы объяснить развитие нового значения из старого: «осиротевший» > «лишённый куска хлеба» > «готовый на тяжёлую работу» > «раб». Подобными цепочками пользуются этимологи и в других аналогичных случаях.
М.К.
Ловко вышло объяснить необъяснимое! Додумались же! Выходит, семантическое обоснование опирается только на логику? Тогда можно что угодно объяснить.
А.М.
Разумеется, логика тут участвует. Но важнее всего фактический материал: употребление слова в исторических источниках, когнаты со своими значениями в других языках, аналогичные реконструкции. Если этого нет, то остаётся уповать на логические рассуждения.
Пример со словом *orbъ довольно сложен и спорен, тут многое нужно пояснять отдельно. Существуют более понятные и очевидные примеры. Например, русское слово фамилия в значении «часть личного имени» стало употребляться относительно поздно. Ранним было значение «род, семья», которое мы обнаруживаем также у английского family, немецкого Familie или французского famille. Названные слова в европейских языках происходят от латинского familia в значении «челядь», далее от famulus «слуга».
Казалось бы, слова похожи, но семантика довольно странная: русское слово фамилия в современном значении никак не свяжешь с латинским famulus. Однако с опорой на исторические значения и значения когнатов мы можем построить такую семантическую цепочку: «слуга» > «челядь, прислуга по дому» > «домочадцы» > «семья, род» > «часть личного имени, признак принадлежности к определённой семье». Такие переходы значений мы наблюдаем.
М.К.
Да уж. Неожиданные сдвиги в смыслах происходят в языке. На протяжении тысячелетий, наверное, разрывы в семантике просто гигантские.
А.М.
Думаю, ты права. Чем глубже мы копаемся, тем сложнее связать какие-то слова. Но и древнейшие глубинные смыслы иногда удаётся достать или хотя бы пощупать. Например, этимологи нередко связывают слова муха, мышь и мох.
Рассмотрим русское слово муха. Ему родственны украинское муха, болгарское муха, сербохорватское му̀ха, чешское moucha, польское mucha. Все эти слова восходят через праславянское *muxa к праиндоевропейскому *mū-, *mus- «муха», от которого происходят также древнегреческое μυῖα (muîa) «муха», латинское musca (французское mouche, итальянское и испанское mosca), латышское muša «муха», древнеармянское մուն (mun) «мошка», прагерманское *mugjō, *muwō «мошка» (английское midge, немецкое Mücke, нидерландское mug, шведское mygga, исландское mý).
Русское слово мышь, возникшее из праславянского *myšь, родственно украинскому миш, болгарскому миш, сербохорватскому ми̏ш, чешскому myš, польскому mysz. Далее праславянское *myšь восходит к праиндоевропейскому *mūs «мышь», от которого происходят также древнегреческое μῦς (mûs) «мышь», латинское mūs «мышь», персидское موش (muš) «мышь», санскритское मूष् (mūṣ) «мышь», древнеармянское մուկն (mukn) «мышь», прагерманское *mūs «мышь» (английское mouse, немецкое Maus, шведское mus, исландское mús).
Связь слов муха и мышь иногда объясняют с опорой на древнеиндийское muṣṇā́ti «воровать», однако едва ли вороватость названных животных могла иметь решающее значение при их номинации. Скорее, наоборот.
Лингвист О. Н. Трубецкой писал о связи слов муха, мышь и мох, которые, по его мнению, восходят к одному слову со значением «серый». Аналогично в литовском слова pélkė «болото» и pelė «мышь» имеют единый признак «серый» и связаны с прилагательным pìlkas «серый». Конечно, эта версия требует отдельных пояснений, но сопоставление по цветообозначению делает версию довольно логичной, тогда как другие версии происхождения этих слов часто просто сложно обосновать семантически.
Подобные примеры, взятые из самого праиндоевропейского языка, говорят о том, что мы ещё мало знаем о глубинной семантике древнейших слов и только начинаем к ней подбираться.
М.К.
Этот случай не единичный? В русском языке ведь есть аналогии, когда название цвета переходит на какое-нибудь животное?
А.М.
А слово белка тебе ни о чём не говорит?
М.К.
Ну, оно похоже на слово белый. Хотя белок, мне кажется, такого цвета не бывает. Странно как-то.
А.М.
Странно. И всё же слово белка связано со словом белый. В древнерусском языке существовало слово вѣверица «белка». В летописях встречается сочетание бѣла вѣверица «белая белка». Вероятно, со временем слово вѣверица выпало из сочетания, а слово бѣла стало выполнять номинативную функцию всего сочетания и вскоре превратилось в бѣлка.
Аналогично, например, возникло слово столовка из столовая, далее от сочетания столовая комната. Этот механизм образования слов применяется в русском языке довольно давно.
М.К.
А почему бѣла вѣверица? Белки имеют тёмный или рыжеватый окрас, но никак не белый.
А.М.
На территории Древней Руси вполне мог существовать ареал, где обитали белки светлого окраса. В словаре П. Я. Черных по этому поводу есть интересное свидетельство из «Журнала» путешественника Н. Рычкова за 1769-1770 годы, где говорится, что «между белками, ловимыми в Камских лесах, изредка попадаются совсем белые, которых ловцы называют князьями беличьего рода».
М.К.
Всегда хотелось узнать, почему слова меняют своё значение или почему некоторые слова закрепляются за тем или иным предметом, а он этому слову не соответствует ни по каким характеристикам. Почему, например, слово бельё (подозреваю, что оно тоже связано со словом белый) может быть любого цвета, но при этом всё равно называется бельём, а не черньём, синьём, зеленьём или ещё как-нибудь?
А.М.
Но ведь жизнь наша меняется. Сегодня у нас белое бельё, а завтра мы научились его красить. Слово, которое уже закрепилось за какой-то вещью, продолжает использоваться, но мы уже не связываем его со словом, от которого оно происходит. Это называется деэтимологизацией.
Конечно, слово бельё мы можем связать со словом белый, но только если задумаемся об этой связи. Как правило, люди даже не задумываются. А если задумываются, то называют это в соответствии с доброй греческой традицией катахрезой, то есть ошибочным связыванием слов, буквальные смыслы которых несовместимы. Так, в сочетаниях слов синие чернила (где слово чернила связано со словом чёрный) или стрелять из пистолета (где слово стрелять связано со словом стрела) мы также имеем дело с катахрезой.
Между словами чернила и чёрный, стрелять и стрела, бельё и белый, а также белка и белый разрыв не такой большой. Чем разрыв больше, тем сложнее связать родственные слова. Например, с тем же словом белый, возможно, связано слово болото (сравни со старым польским словом biel «болото», которое возводят к праславянскому *bělъ «белый»), но до этого вряд ли можно дойти, не прибегая к научной этимологии.
На уровне славянских языков имеются такие интересные слова, которые называются «ложными друзьями переводчика». Это слова, которые похожи и, возможно, даже родственны, но имеют очень разное значение. Например, в русском языке есть слово гора и в болгарском есть слово гора. Оба слова восходят к праславянскому *gora и родственны санскритскому गिरि (giri) со значением «гора». Но болгарское слово гора имеет значение «лес». Почему же так?
М.К.
Ты меня спрашиваешь? Я не знаю.
А.М.
А ведь всё очень просто. Болгары живут на Балканах, в гористой местности. Для них покрытые лесом горы – обыденность. Поэтому так и случилось, что праславянское *gora «гора» в болгарском дало гора в значении «лес». Цепочка в этом случае будет следующая: «гора» > «покрытые лесом горы» > «лес».
М.К.
Помнится, ты ещё писал об этимологических тавтологиях. Я запомнила твой пример с сочетанием солидарность солдатская. Это тавтология только потому, что слова однокоренные?
А.М.
Да, слова однокоренные, родственные, причём о родстве этом знают преимущественно лингвисты и этимологи, другие люди почти не обращают внимания на похожесть этих слов.
Русское слово солдат, а также английское soldier, немецкое Soldat, нидерландское soldaat, шведское soldat, французское soldat, итальянское, испанское и португальское soldado происходят от названия латинской монеты solidus «солид», которой оплачивалась служба военных. Название монеты, в свою очередь, связано с латинским прилагательным solidus «плотный, твёрдый», от которого (через посредство французского языка) в русском возникли слова солидарный и солидный. По сути, это дублеты, но я их иногда называю «этимологическими тавтологиями» (термин мой, но, уверен, его уже не раз употребляли до меня).
Есть также похожее, но немного отличное явление, называемое этимологической фигурой. Это устойчивые сочетания однокоренных слов типа рассказывать сказку, умереть своей смертью, словарь иностранных слов и т. д. Это в некоторой степени тоже тавтология, но особого рода. Тут также не всегда бросаются в глаза родственники. Скажем, слова смерть (от праславянского *sъmьrtь), умереть (от *merti), а также мёртвый (от *mьrtvъ) и мор (от *morъ) происходят от одного общего праиндоевропейского корня *mer- «умирать» (сравни с латинским morior, литовским mir̃ti, санскритским मरति (marati) – все в значении «умирать»), но сегодня связь этих слов не все ощущают.
М.К.
В общем, ясно, что значения со временем расходятся. Но ведь они могут обладать и определённой устойчивостью? Отклонения происходят только в некоторых конкретных случаях, тогда как большинство слов, восходящих к определённому корню, сохраняют с ним семантическую связь. Разве я не права?
А.М.
Думаю, да. Если какое-то значение развивается из одного древнего слова, то оно частично или полностью сохраняется в словах, которые от него происходят. Искажения происходят, но не во всей массе когнатов.
Есть у меня один интересный пример. От праиндоевропейского корня *dyew- «небо» образовано праиндоевропейское существительное *deywós «бог», от которого происходят латинское deus «бог», санскритское देव (devá) «бог, божество», латышское dievs «бог» и литовское diẽvas «бог». При этом, например, в славянских языках значение несколько изменилось: от праславянского *divъ происходят старославянское дивъ, диво, русское диво, чешское div. Наиболее интересное семантическое изменение произошло с персидским словом دیو (dêv), которое означает «демон». На самом деле, между понятиями «бог» и «демон» грань тонкая. Это сегодня мы привыкли противопоставлять богов демонам по признаку «светлая сила – тёмная сила», а тогда признаки могли быть другими. Всё же пример довольно интересный, он показывает, что из одного слова возникают едва ли не антонимы.
Кстати, интересно, что от *dyew- «небо» происходит имя бога праиндоевропейцев *Dyēus ph₂ter «Небо-отец». Отсюда греческое имя бога Ζεύς (Zeús) «Зевс» (Ζεῦ πάτερ (Zeû páter)), имя римского бога Iuppiter «Юпитер» (в праиталийском – *djous patēr), санскритское द्यौष्पितृ (dyauṣ-pitṛ) «Дьяус-питар». От корня *dyew- происходят также латинское diēs «день», литовское dienà «день», санскритское दिन (diná) «день» и русское день.
М.К.
Вау, это уже сильно. У праиндоевропейцев и религия была?
А.М.
Разумеется. Было бы странно, если бы у них религии не было. Кое-что о ней, кстати, нам уже известно: имена некоторых богов, их роли. Но мы не будем в это углубляться, это несколько далеко от нашей темы, да и в этом я, честно говоря, не очень хорошо разбираюсь. Можешь найти статью «Индоевропейская мифология» из энциклопедии «Мифы народов мира», написанную Вяч. В. Ивановым и его коллегой В. Н. Топоровым. Там очень коротко, но интересно написано о религии праиндоевропейцев и их богах.
М.К.
А часто бывает такое, что слово меняет значение на совершенно противоположное?
А.М.
Тут не всегда уместно говорить только о замене значений. Вот мы уже говорили о том, что болгарское слово гора имеет значение «лес», хотя праславянское *gora уже означало «гора». Это случай, когда слово просто сменило своё значение.
Но бывает и так, что, скажем, имелось некоторое слово в древности, из которого возникли слова с противоположными значениями, отличными от первичного. Ну, например, в русском есть слово урод, которое у нас явно вызывает не самые лучшие ассоциации. Но вот в польском языке слово uroda, которое родственно русскому слову, имеет значение «красота». Оба слова вообще связаны со словом род. Русское слово чёрствый как-то не очень хорошо соотносится с чешским čerstvý «свежий». Всё же слова эти родственны, они имеют один корень, который в силу разных причин в схожих производных словах дал противоположные смыслы. Бывает такое довольно часто, существуют даже списки таких «ложных друзей переводчика».
М.К.
А заимствование из языка в язык влияет как-то на смыслы?
А.М.
Ещё как влияет. Слова часто характеризуются многозначностью, или полисемией (как правило, однозначны лишь термины). При заимствовании какого-то одного слова в другой язык круг его значений сужается.
Например, в русском языке есть слово абзац, заимствованное из немецкого Absatz. Немецкое слово при этом имеет значения «сбыт», «раздел», «ступень», «каблук», «абзац (часть текста и начало этой части с красной строки)». Русское слово заимствовало только одно значение – последнее. Выходит, остальные значения при заимствовании просто затерялись. Если бы немецкое слово Absatzисчезло, причём не осталось бы производных от него, то всех значений на основе русского слова абзац мы бы не смогли восстановить.
Иногда смысл заимствованного слова также может меняться едва ли не на противоположный. Скажем, слово сарай в русском языке через тюркское посредство (в турецком – saray) пришло из персидского, причем персидское слово سرای (sarây) имеет значение «дворец». Вещи абсолютно разные, но семантическая категория одна – «помещение». Подобных примеров довольно много.
М.К.
А бывает так, что значение какого-то слова в одном языке влияет на значение аналогичного слова в другом? Я слышала, что выражение взять такси возникло под влиянием английского выражения get a taxi, которое дословно так и переводится. То есть, получается, слово взять приобрело добавочный смысл «вызвать».
А.М.
Да, такие случаи бывают. Это так называемые фразеологические кальки. Выражение взять такси возникло под влиянием французского prendre un taxi. Вероятно, английское аналогичное выражение, а также немецкое ein Taxi nehmen возникли под влиянием французского.
В случае со словами всё так же. Когда какое-то слово, уже существующее в языке, принимает дополнительное значение, позаимствованное у аналогичного слова из другого языка, то такое заимствование следует называть семантической калькой. Скажем, слово трогать в русском языке означает «прикасаться к чему-либо», а также «эмоционально воздействовать». С последним значением связано слово трогательный, возникшее в русском языке лишь в XVIII-XIX вв. Это значение перешло от французского глагола toucher «трогать», который уже давно обладал таким значением (сравни с французским touchant «трогательный»).
М.К.
А не могли эти значения развиться в русском языке независимо? Было бы странно, что русское слово трогать просто так переняло какое-то чужое значение. Мне кажется, оно могло его и само развить. В английском слово touching «трогательный» разве не само по себе возникло?
А.М.
Это не тот случай. Слово трогательный и новое значение глагола трогать возникли в русском как раз во время активного калькирования из французского, в эпоху, когда зарождался сентиментализм Н. М. Карамзина. Если я не ошибаюсь, как раз он и придумал слово трогательный. Что касается английского слова touching «трогательный», то оно происходит от глагола touch «трогать», который сам заимствован из французского toucher. Значение «эмоционально воздействовать» у английского глагола touch при этом отмечается уже с XIV века.
Всё же есть примеры, которые заставляют поверить в универсальность некоторых смыслов. Например, в русском есть глагол понимать, в котором мы обнаруживаем тот же корень, что в словах отнимать, принимать (близко по смыслу к глаголу брать). Очевидно, что схожей семантикой обладают французское comprendre «понимать» (сравни с prendre «брать»), итальянское comprendere «понимать» (prendere «брать»), испанское comprender «понимать» (prender «собрать; схватить») – все от латинского comprehendō «понимать», далее от com- «с-» и prehendō «брать, хватать». Та же семантика у итальянского capire «понимать» и немецкого kapieren «понимать», которые происходят от латинского capiō «брать». Немецкое слово begreifen «понимать, соображать» состоит из приставки be- и глагола greifen «хватать». Греческое καταλαβαίνω (katalavaíno) «понимать» восходит к древнегреческому слову λαμβάνω (lambánō) «брать». Болгарское разбирам «понимать» явно имеет тот же корень, что и русское слово брать. Я думаю, не стоит продолжать этот ряд, и так видно, что во многих европейских языках значение «понимать» связано со значением «брать». При этом никакого влияния я тут не усматриваю. Скорее всего, сам процесс понимания у носителей различных языков ассоциируется с процессом взятия: «понимаю» – значит «беру, принимаю какие-то сведения».
Интересен пример с латинским словом testa «горшок; черепица», от которого происходят французское tête «голова», итальянское testa «голова», испанское testa «голова». Очевидно, значение сдвинулось в вульгарной латыни и затем закрепилось за названными романскими словами, которые потеснили по праву претендующие на то же значение ответвления от латинского caput «голова» (французское chef «глава, начальник», итальянское capo «голова; глава, начальник», испанское cabo «конец; мыс; ефрейтор», cabeza «голова»). У немцев в значении «голова» используется слово Kopf, которое восходит к латинскому cūpa «бочка, кадка» и родственно английскому cup «чашка» (исконным в значении «голова» является слово Haupt, которое сегодня означает «глава, начальник»). Аналогичным образом, скажем, и мы в шутку называем голову котелком. Правда, у нас дальше шутки дело не пошло, а в романских языках и немецком голову серьёзно (хотя уже и неосознанно) называют «горшком» или «чашей».
М.К.
Весело быть этимологом – такого насмотришься.
А.М.
И не говори. Странных этимологий очень много.
М.К.
И какие же этимологии самые странные?
А.М.
Даже не знаю, много таких видел. Но из всех, наверное, одной из наиболее запоминающихся была этимология слова слон. На основе украинского слон, болгарского слон, сербохорватского сло̏н, словенского slon, чешского slon, словацкого slon и польского słóń была реконструирована праславянская форма *slonъ. Различными исследователями предлагались самые разные версии происхождения этого праславянского слова (в других индоевропейских языках аналогов не обнаруживается), но из них лишь одну считают наиболее достоверной. Согласно этой «достоверной» версии, *slonъ происходит от тюркского слова aslan (также arslan) в значении «лев». Как слово со значением «лев» могло дать на славянской почве слово со значением «слон»? Чем эти животные могут быть похожи вообще?
М.К.
У меня нет предположений на этот счёт. Это абсолютно разные животные, я даже не представляю, как их можно связать.
А.М.
В том-то и дело. Насколько неразборчивыми же были славяне, что спутали льва и слона?! Вопрос риторический.
Всё же тюркская версия на сегодняшний день считается наиболее популярной. Фонетически возможно, чтобы от aslan произошло что-то наподобие праславянского *slonъ (так же, например, предполагают, что слово лошадь происходит от тюркского alaša at «маленькая лошадь»). Всё же семантически эта версия очень странная.
Существует, однако, и другая версия, согласно которой слово слон связано с праславянским возвратным глаголом *sloniti sę «прислоняться». Объясняют такое сопоставление тем, что якобы слон прислоняется к какому-нибудь дереву, когда отдыхает. Звучит такая версия правдоподобнее (только семантически), но нет никаких фактов, которые бы это подтверждали. Такая версия больше напоминает красивый миф, поэтому её обычно упоминают вскользь, не придавая ей особого значения.
М.К.
А в результате, быть может, выяснится, что последняя версия окажется верной. Я просто в этом уверена.
А.М.
Кто его знает. Я лично никакой версии не придерживаюсь. Тюркская версия мне просто кажется странной, но я её не отвергаю. Вторая версия просто никак не обосновывается, ей верить тоже не следует.
Есть, кстати, один похожий случай, касающийся слова верблюд. Это слово в ряде славянских языков имеет совсем иное происхождение, но есть всё же слова, родственные нашему слову: украинское верблюд, белорусское вярблюд, чешское velbloud, словенское velblod и польское wielbłąd. В древнерусском отмечались формы вельблудъ, вельбудъ, в старославянском – вельбѫдъ, вельблѫдъ. Для праславянского языка реконструируют слово *velьbǫdъ, которое, как принято считать, заимствовано из готского ulbandus «верблюд». Казалось бы, всё ровно да гладко, да только готское слово ulbandus происходит от греческого ἐλέφας (eléphas) (в родительном падеже – ἐλέφαντος (eléphantos)) в значении «слон» (сравни с английским elephant «слов», немецким Elefant «слон», французским éléphant «слон»).
Почему в готском слово ulbandus изменило значение, объяснить ещё можно. Вероятно, это связано с тем, что верблюды и слоны выполняли функцию тяжеловозов, и по этому признаку произошло отождествление. В случае с праславянским словом *slonъ подобный аргумент сложно привести.
М.К.
О, непредсказуемая семантика! Тем она и интересна.
А.М.
Да, семантика – довольно интересная область как раз потому, что она непредсказуема. Слова могут изменять свои значения очень сильно, так что даже опытные этимологи иногда теряются, когда сталкиваются с такими явлениями.
М.К.
Мне всё же кажется, что версия со *sloniti sę для слова слон не такая уж бестолковая. Ведь есть такие названия животных, которые возникли из-за каких-то характерных особенностей их поведения или жизни. Например, слово медведь – «ведает, где лежит мёд», а ленивец – «ленивый». Почему бу тогда и слону не называться так из-за его привычки прислоняться к деревьям?
А.М.
А ты видела, как слоны прислоняются к деревьям?
М.К.
Нет. Но, наверное, они так делают, раз такая версия возникла. А разве нет?
А.М.
Я читал, что слонята прислоняются к ногам матери, когда устают. Про взрослых слонов, увы, знаю не так много, чтобы что-то утверждать. Вообще же в этимологии важно знать наверняка характеристики объекта, который обозначается тем или иным словом.
Кстати, слово медведь означает не «ведающий, где мёд», а «поедатель мёда». Праславянское слово *medvědь, откуда происходят также украинское ведмідь (с метатезой), старославянское медвѣдь, сербохорватское мѐдвед, чешское medvěd, nedvěd, польское niedźwiedź (в формах с начальным n произошла так называемая дистактная ассимиляция; в старопольском существовала форма miedźwiedź), в раннем праславянском, скорее всего, выглядело как *meduēdis, где первая часть происходит от праиндоевропейского слова *médʰu «мёд», вторая – от корня *h₁ed- «есть».
Слово медведь – это к тому же эвфемизм. Мы, вообще говоря, не знаем, как звучало реальное название этого животного у праславян. В других индоевропейских языках используются совершенно другие названия: латинское ursus, древнегреческое ἄρκτος (árktos), санскритское ऋक्ष (ṛ́kṣa), персидское خرس (xirs), армянское արջ (arǰ), валлийское arth – все происходят от праиндоевропейского *h₂ŕ̥tḱos. Вероятно, в праславянском также существовало подобное слово, но его заменили на *medvědь.
М.К.
А что такое эвфемизм вообще? И почему вдруг славяне решили заменить одно слово на другое? Оно им чем-то не нравилось что ли?
А.М.
Мы иногда избегаем употребления каких-то слов. Скажем, если нам неудобно произносить словосочетание женская грудь, то мы скажем бюст. Некоторые женщины стесняются слова муж, поэтому говорят просто – мой. Такие слова-заменители называются эвфемизмами. Когда целое общество начинает избегать употребления определённых слов (из религиозных соображений, из-за страха, стыда и т. д.), то это уже называется табу.
В славянских языках под табу попал не только мишка, но и, например, змея. От праславянского *zmьja происходят украинское змія, болгарское змия, сербохорватское змѝја, чешское zmije, польское żmija. Само праславянское *zmьja связано со словом *zemja «земля», то есть змея – это «земной гад». Аналогично албанское слово vemje «гусеница», восходящее к ранней форме dhemje, связано со словом dhe «земля». В других языках свои названия: латинское anguis и serpēns, древнегреческое ἑρπετόν (herpetón), санскритское सर्प (sarpá), नाग (nāga), древнеармянское աւձ (awj), литовское angìs (того же корня праславянское *ǫžь, русское уж).
М.К.
Не знаю даже, как выразить своё удивление. Мне кажется, мне спокойнее бы спалось, если бы я всего этого никогда и не узнала. Но теперь, по всей видимости, о спокойном сне мне придётся забыть.
А.М.
Почему это?
М.К.
Ты хоть представляешь, какие миры я сейчас себе открываю?! Если бы меня ещё полгода назад кто-нибудь спросил, откуда взялось слово слон, я бы мозг себе сломала. Теперь я точно знаю всё!
А.М.
Скажи тогда, всезнайка, откуда взялось слово корица?
М.К.
Ха-ха! Подловил! Не знаю. От слова кора, наверное?
А.М.
Это любой первоклашка угадать бы смог!
М.К.
Ага, просто признай, что я самая умная журналистка-этимолог в мире. У меня есть дар.
А.М.
Как знаешь…
Поделиться с друзьями: