Иногда в истории бывает так, что исчезает какой-то язык, а вместе с ним исчезает и целая культура народа и даже сам народ. Восстановить утерянное становится практически невозможно. Именно это и произошло с потомками западнославянского племени древян, носителями полабского языка. В XVIII веке их языка больше не стало, а народ ассимилировался с немцами. Сегодня вряд ли кто-то сможет похвастаться, что его предки говорили на полабском, ведь когда-то этот язык был отвергнут самими носителями.
Из всех полабских славян, имевших славную историю, но так и не построивших своё государство, посчастливилось выжить только лужичанам, или лужицким сербам (сорбам). Сегодня несколько десятков тысяч лужичан компактно проживают в области Лужица в Восточной Германии и говорят на своих языках: жители Нижней Лужицы – на нижнелужицком, жители Верхней Лужиуцы – на верхнелужицком. Несмотря на сильное влияние немецкого языка, лужицкие языки продолжают существовать, и лужичане делают всё для того, чтобы не повторить судьбу полабов.
Название «полабский язык» несколько неверно, учитывая, что недалеко от древян, носителей полабского, существовало другое племя полабов, язык которых исчез ещё раньше. Поэтому некоторыми лингвистами предлагались и другие названия вымершего языка. Исследователи Лер-Сплавинский, Олеш и Полянский предлагали называть его древянским или древяно-полабским. Сами же носители языка называли его slüvensťĕ, то есть «славянский». Немцы, не различая языков полабов и сорбов, все славянские языки Германии называли wendlisch, то есть «вендский». Полабский язык был распространён между Одером и Эльбой на землях бывшего герцогства Брауншвейг-Люнебург (современная Нижняя Саксония).
Представление о том, каков был этот язык, довольно смутное. Известно, что в нём были носовые гласные, как в польском. Также в полабском была сохранившая множество древних черт морфологическая система: в нём наблюдались аорист и реликты двойственного числа. Он был, разумеется, похож на другие славянские языки, но имел много отличий и был бы не понятен, скажем, современным чехам, полякам или даже лужичанам.
В XVII – начале XVIII века в немецких землях вводится запрет на использование славянских языков. Всё славянское население Германии продолжает активно ассимилироваться, молодёжь постепенно переходит на немецкий. К началу XVIII века по-полабски говорят всего в нескольких деревнях, после 1725 года язык знали лишь старики, а в 1756 году умирает последняя носительница полабского языка – 88-летняя крестьянка Эмеренц. Полабский язык был бесписьменным языком крестьян, поэтому надеяться на то, что где-то среди тонн немецких рукописей в старинных архивах можно будет отыскать какой-нибудь полабский текст, не приходится. И всё же история дала лингвистам шанс.
«Мне 47 лет. Когда я и ещё три человека в нашем селе умрут, вероятно, уже никто не будет знать, как по-вендски называлась собака...». Эти слова принадлежали Яну Прауму Шульце, который ещё мог немного говорить по-полабски, но лучше говорил по-немецки. Благодаря ему мы знаем, что «собака» по-полабски – ṕås. Его записи и небольшой словарик, насчитывающий около 300 слов, стали одним из немногочисленных памятников полабского языка.
Среди других источников, дошедших до нас, особо выделяют словарь пастора Христиана Хеннига, который сильно интересовался обрядами и языком славян в Германии. Прибыв в город Вустров, что недалеко от Люхова, Хенниг принялся записывать целые тексты на полабском, но в результате пожара все его записи сгорели. Будучи человеком упрямым, Хенниг взялся за составление большого полабского словаря, включавшего около 3000 слов. В своей работе он опирался на крестьянина Яна Янишге, который охотно делился с пастором своими знаниями о уже почти забытом языке. Этот словарь и позволил исследователям частично восстановить облик полабского языка.
Несмотря на то, что ещё сохранились некоторые другие тексты, восстановить язык в полной мере нельзя. Язык умер и, вероятно, уже не подлежит восстановлению. А без языка нет и народа. Это ещё раз подтверждает, что к языку следует относиться очень бережно, нужно передавать его из поколения в поколение и прививать детям любовь к родному языку. Только так язык может быть спасён от гибели.
